ХАБАРОВСК
тел. 8 (4212) 21-11-54

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ГАЛЕРЕИ

ГРИГОРИЙ ЗОРИН. ЧЕСТНАЯ ЛЕТОПИСЬ.

Опубликовано  10.04.2016 | Деятельность галереи

Григорий Зорин. Честная летопись.

 

Татьяна Давыдова.

 

 

Григорий Степанович Зорин – легенда дальневосточной живописи. Ветеран войны, заслуженный художник РСФСР родился 28 февраля 1919 года в деревне Власово Уральской губернии. Его биография вмещает Гражданскую войну. Судьба преподнесла ему и реформы конца ХХ века. Зорин – один из немногих художников социалистического периода, настойчиво создающий в своих картинах историю, непопулярную в кругах официальных. Историю, какую он знал и чувствовал  благодаря своим родителям, дедам, благодаря своему острому желанию показать правдивую сторону  жизни своего отечества. «Землепроходцы», «Сибирской дальней стороной», «Кандальный звон», «Первые русские на Амуре», «Русские. Северным путем», «Революция свершилась»…

 

У жителя России на генетическом уровне есть ощущение, что судьба поколений его отечества – судьба непреходящих страданий. Особенно это относится к той части, куда по-прежнему не доехать, не дойти – Дальнему Востоку. Не потому ли существовало привычное выражение среди дальневосточных жителей «это было еще там, «в Расее», поскольку корни их, связи, как правило, оставались за Уралом? Наряду с темами землепроходцев, Гражданской войны и революций – Первой русской и Великой Октябрьской, волновала Зорина и малоизвестная история переселенцев и каторжан, тех, кто был вынужден поселиться на Дальнем Востоке волей судьбы. Такая тема не разрабатывалась, упускалась и, конечно, не поощрялась. На одной из краевых выставок, увидев очередное историческое произведение Зорина, как-то обронил: «Певец кандального звона», и эта фраза в какой-то степени отражает творческое любопытство Зорина.

Мастера уровня Зорина не вписываются в рамки спокойного течения времени, они впитывают в себя время потрясений, эти потрясения, как предчувствие, всегда присутствуют в их творчестве и опережают текущие события. Будучи наследников уральских мастеровых и крестьян, он мыслил  ощущал себя в пространстве огромных территорий, любил эти могущественные пространства – от Урала до Тихого океана, и потому его раздражало, когда вновь прибывшие художники начинали рассуждать об искусстве Дальнего Востока как о провинциального искусстве. Это не вмещалось в его голове – огромные территории нужно осваивать и заселять избранными! Только сильные духом могут впитать такую мощь и красоту. В полотнах Зорина не костюмированная история этой большей части России в ее ярком и заманчивом оформлении, а история, по-прежнему малоизвестная, малоисследованная. Он пытался заглянуть  в нее. Художник тщательно подыскивал персонажей к своим картинам, сотни эскизов, этюдов предшествовали созданию любого его полотна. В одном из разговоров впервые от Зорина я услышала, что для русского человека слово «воля» более близкое и ожидаемое, чем свобода. У каждого или почти у каждого художника есть полотно, являющееся ключевым регистром всего творчества. Картина Зорина «Сибирский дальней стороной» стала главной в его творчестве и по масштабу замысла, и по художественной выразительности, даже для критериев художников-шестидесятников, к коим он относится. Моделью для главного персонажа картины послужил художник Иван Петухов. Его славянская внешность и бунтарский характер как нельзя лучше подошли в работе над образом. Композиция картины развернута по горизонтали, в ее центре фигура каторжанина, и ясно, что каторжанин беглый и что он не преступник в обычном понимании. Покоряет удивительная цельность характера героя картины, дух бунтарства и несогласия с обстоятельствами жизни царит в нем,, и воплощен он в далеко не романтическом образе героя. Не вдаваясь в изобразительную описательность – свойство жанровых произведений, шестидесятники умели концентрировать свои идеи, и Зорин, один из них, выразил извечную людскую горечь в своей главной картине. «Сибирской дальней стороной» - огромное пространство, пространство России, но почему в нем нет места для простой человеческой жизни?

Когда Зорин сожалел о чем-либо, увы, ушедшем, он произносил шутливо: «…да это было еще до Первой русской революции». Григорий Степанович не отрицал возможности, которые ему открыла советская власть, хотя она же и стала причиной его нищеты, голодного детства и юности. Его родители были достаточно зажиточными, поскольку отец и братья жили общим хозяйством, много работали, оттого и пострадали во время коллективизации. Тем не менее художник всегда ценил, что благодаря созданной общественной организации «Союз советских художников» он может писать картины, не задумываясь о хлебе насущном. Картины на исторические темы требуют не одного года работы: историческое полотно Зорина «Оборона Петропавловска на Камчатке, 1854 год» создавалась в течении трех лет (1950 – 1952), и для его написания требовались командировки. И удивительно: даже в послевоенное время в государстве нашлись деньги на поездку художника на Камчатку и для работы в архивах в еще не восстановленной после разрушений Москве. Зорин осознавал участие государства в его судьбе, ведь, если до конца быть честным, нельзя пользоваться благами и одновременно хулить тех, кто их дает.

У человека всегда есть возможность выбора. Каждый для себя определяет его самостоятельно: какому богу молиться, каким путем идти в профессиональном отношении, чему служить – последние зависит от нравственных критериев. Зорин не льстил власти и не заигрывал с нею. Были картины, заведомо учитывавшие желание заказчика, коим было государство, они писались без особого напряжения и без страдания духа. Например, картина «Приезд Кагановича на Дальний Восток» соответствует эстетике пятидесятых годов, официальным вкусам, но выполнена качественно, и наверняка заказчик остался доволен. Картины «За власть Советов» и «Революция свершилась» нельзя отнести и к категории заблуждений художника: созданы с верой и осознанием событий, но без фанатичного восторга. Скажем, художник Василий Николаевич Высоцкий, первый председатель Хабаровской организации художников, не терпел, если даже осторожно, в шуточной форме кто-то позволял не совсем корректно высказаться по поводу идеологии власти. Он пытался читать лекции о методе социалистического реализма – увы, безуспешно. Зачастую уже в начале его лекции многие демонстративно вставали и уходили; особенно  студенты не могли слушать примитивно выстроенные, всем известные мысли о «единственно правильном методе в искусстве». Зорин позволил себе по тем временам поступок: не вступать в ряды Коммунистической партии даже в период, когда был председателем правления Хабаровской организации. Для него художник, политика и власть – вещи несовместимые. Отделы пропаганды и агитации крайкома КПСС через партийные собрания художников требовали повышать идейно-художественный уровень, развивать чувство высокой требовательности к своему творчеству. Прежде чем дать официальное разрешение на открытие краевой выставки, посвященной очередной годовщине Великой Октябрьской революции, ее непременно оценивали чиновники среднего звена, отвечающие за идеологическую чистоту и содержание. Критерии оценки произведений всем были известны: безыдейные, стало быть, «сырые» работы. Быть может, поэтому все отмечали, что более всего на краевых выставках процветал жанр пейзажа. Помнится, как страдала картина Ильи Машкова «Натурщица», находящаяся в постоянной экспозиции художественного музея. Заведующий отделом по культуре крайкома партии с символической фамилией Могила невзлюбил «Натурщицу».  В музей он приходил всегда неожиданно и ругался, что «опять эта пьяная баба» висит в экспозиции. Видимо, в официальных списках запретных фамилий не числился художник Машков, иначе было бы все проще. Просто бы выгнали директора за такой недосмотр, и делу конец. Но в 1970-х уже издавались монографии о великих французских импрессионистах, альбомы и монографии Серебряного века, среди которых были художники объединения «Бубновый валет», к коим относился Машков.

 

 

Иной раз идеологическое рвение самих художников доходило до абсурда, если вспомнить картину дальневосточного мастера «Нанайские ходоки у Ленина». Но Зорин уважал себя, чтобы «готовить» такие полотна, легко проходящие все художественные выставкомы. В течении нескольких лет он работал над картиной «Первые русские на Амуре» (1955-1957) – тема, имеющая мизер документов, архивных материалов, которые давали бы возможность соотнести фактическую историю с замыслом автора. На картине – часть крутого откоса многоводной реки, у ее обрыва остановились кряжистые мужики, вглядываясь вдаль, они убеждаются, что эта река их будущий кормилец. Другая группа персонажей: спиною к зрителю сидит женщина в лилово-розовой кофте, пестром платке и просторной юбке, напротив нее расположились с разговором казаки мужики, на головах у них что-то вроде специальных накидок – признак дальневосточного комариного края. Далее взор уходит вслед движущейся в обратном направлении от зрителя телеги, на которой больная женщина, укрытая одеялом, сшитым из лоскутов разноцветной ткани. Что заносит людей, заселяющих эти далекие земли, в этакую даль? Много страданий их ждет впереди, но вместе с ними приходит сложный уклад народной жизни, и судя по присутствию казаков и пушки, переселение не стихийное, а предусмотрено и организовано государством. Персонажи, их характеры, одежда, хозяйственная утварь, а также любая деталь, чтобы не утратить исторической достоверности, требовала от художника изобразительной точности, стало быть, интуиции и знаний. Многофигурная композиция картины создана по всем канонам исторического полотна. Каноны требуют кропотливого изучения не только времени и места действия, но и понимания исторического материала, характеров персонажей. Такой подход исключает всякую небрежность в изображении, на первый взгляд, даже самой незначительной детали. Типажи картин художник искал и находил в среде коренных дальневосточников: среди жителей села Нижняя Тамбовка – мужиков, казаков – в селе Князе-Волконское, прототипом одного из персонажей картины послужил художник Евгений Короленко, натура неординарная, поскольку судьба заставила его бороться за жизнь с малолетства. В то же время картина Зорина имеет и романтический флер, который заключается в понимании исторической данности, что освоить земли Амура, заселить их могли люди, не только сильные духом, но и обладающие неожиданными физическими возможностями. Цветовые камертоны картины усиливают смысловые акценты: пестрое одеяло, укрывающее больную на телеге, одежда персонажей, указывающая на принадлежность к определенной группе – крестьяне, казаки… Нередко произведения исторического характера отличаются сдержанным, если не сказать, темным колоритом, тем самым якобы унося нас в далекое прошлое. Картина Зорина отличается богатством колористическим, точной лепкой рисунка, она динамична в композиционном решении.

Особую художественную ценность имеют эскизы художника к картинам. Вот один из них. Остров Сахалин. На фоне рубленой избы изображены сахалинские каторжане в белом исподнем. Но для тех, от кого зависело «быть или не быть» работе на краевой выставке, они узники совести. Живописно сложен и красив эскиз. Как замечательно обыграл автор цвет белый, который никогда и не бывает белым в природе. Жаль, эскиз вывезен в направлении Австралии. Известно, что более всего интересовало гостей, путешествующих по России в 1990-е годы. Все повторяется: во время любых перемен и революций самый большой ущерб наносится культуре и искусству, и, конечно, создается новая история, удобная текущему времени.

1979 год. Краевая выставка, посвященная Великому Октябрю. Внимание зрителя приковано к картине Зорина «Кандальный звон». Ее понятийный стержень – огромный колокол, что звонит, собирая Русь. Другого понимания этой картины нет, как и других ассоциаций. В ней нет персонажей, стало быть, и отдельных характеров, люди обобщены в толпу, неопределенную и безмолвную. Основной цвет в картине – красный, от напряженной киновари до светлого, размытого красного. На Руси красный цвет – соборности, возвышенной позитивности. Но не всегда красный от слова «красивый», чаще он становится цветом тревожного предчувствия, цветом ожидания беды, как на картине Зорина. Опять Зорин комиссию поставил в тупик: что за колокол, зачем звонит? Нет стройной мысли, соответствующей новейшей истории государства СССР. Вечно он сбивает с толку: то каторжане его совсем мало похожи на революционеров, то не понятный колокол. Но члены комиссии боялись прямо задать вопросы Зорину.

Чтобы лучше понять, почувствовать Григория Зорина, мне кажется, не лишне будет сказать о его друзьях, близких ему по духу и по совести. В художественной среде имена Григория Зорина, Алексея Федотова и Ивана Рыбачука звучали вместе, уже при жизни они стали легендой. Конечно, легенды рождаются только в личностях неординарных, талантливых, а талантливые люди не обладают характером, например, инструктора крайкома партии, они обязательно в чем-то эксцентричны. Эксцентричность Федотова проявлялась в действиях, не всегда соответствующих облику советского художника. Манера говорить, равно как и двигаться, напоминала внезапно обрушившийся ураган. Мягко говоря, его порывистый характер и необдуманные поступки даже у некоторых художников вызвали сомнения в том, что он достоин официальных наград и поощрений. Но божественный дар ни к чьей компетенции не отнести, он водит кистью художника и рождает произведения такого звучания, которое вызывает у зрителя чувство восхищения и благодарности, отсюда и народная любовь. Федотов так и не получил никаких официальных званий, но признание художника было истинно народным.

Еще один друг Григория Зорина – народный художник Иван Рыбачук – яркая, неординарная личность. Талантлив был во многом. Мощный живописец, он обладал еще и замечательным голосом, что в среде художников не является неожиданностью. Видим, поэтому обязательным атрибутом его одежды почему-то был концертный галстук-бабочка. В его варианте он мог сочетаться и джинсовым жилетом, и с пуловером – стоило Рыбачуку только заговорить, и это сочетание казалось вполне естественным. Наконец, Григорий Зорин – высокий, с благородной осанкой, небрежности в одежде не признавал, всегда был выбрит и аккуратен. Это для друзей он был просто Гриша, а в среде художников непререкаемый авторитет. Несколько раз избирался председателем Хабаровской организации, руководил без тупого проявления начальственного тона, но достаточно жестко и требовательно. При нем был выстроен Дом художников, укреплена материальная база, но главной, и это весьма важно, в его работе председателя Хабаровской организации была выставочная деятельность. Он не боялся творческого соперничества, мог отличать настоящий талант и проявление творческого поиска от халтуры и профессиональной беспомощности. Сам был подвержен творческим сомнениям, поэтому не гнушался профессионального совета другого мастера. Из приезжих столичных художников уважал Александра Максимовского, блестящего рисовальщика, увы, недолго задержавшегося в Хабаровске. Зорин привлекал квалифицированные кадры на Дальний Восток, им были приглашены в Хабаровск Борис Шахназаров, Алексей и Степан Федотовы. При нем Хабаровская организация из самодеятельной организации превратилась в профессиональный союз художников. Некоторые выражения Зорина становились, что называется, крылатыми и часто цитировались в художественной среде. Лидер не только по духу, но и по призванию, он никогда не пользовался своим положением: чувство меры – свойство достойных, отличало его. Достаточно посмотреть на полотна художника гораздо важнее обрести имя, уважение в среде коллег по кисти, нежели иметь огромный перечень поощрений и наград. Алексею Федотову «за плохое поведение» не было присвоено даже звание заслуженного художника. Но существует понятие «федотовский пейзаж», и это выше всякого официального присвоения. Зорин по лени или по равнодушию служивых так и не был удостоен звания народного художника России.

Наследие живописца Григория Степановича Зорина внушительно, но еще не до конца не осознано современниками. Его имя, прежде всего, связывают с понятием «историческая картина», но он еще блестящий пейзажист. «Осень», «Голубой Амур» - в них восхищенная душа, умение чувствовать изменения в настроении природы, тончайшие нюансы цветовых ощущений. Как замечательны его деревенские пейзажи! Привычно размытые дороги, слякоть, почти осязаемое непролазное месиво в пейзаже «После дождя».Как можно этим восхититься? Красивый пейзаж, пастозная сочная живопись – и это наша деревня с домами, в которых живет не одно поколение, именно такие дома всегда строились в России. Такие дома любил и умел писать Зорин. Или вот «Амурский поселок» - их сотни вдоль Амура, где в каждом дворе на вешалах вялится кета – улов местных рыбаков. Красная рыба, которая для жителей таких поселков является хлебом. Как же это точно написано, любой гурман живописи оценит достоинство зоринских пейзажей. Но более всего пейзажи Амура свидетельствует о состоянии души художника, потому они так искренни. Как говорится, «красота пустыни в душе самого араба».

Сейчас теряется связь между поколениями, потому многим становится непонятен восторг художника. В чем прелесть любования этими видами? «Заготовка сена» - мотив, как визитная карточка России, художник поэтично и осязаемо точно передал всем понятные чувства. Все мы или почти все вышли из России. Как не почувствовать замечательный простор и запах свежего сена, запах родного дома, даже если родился не в деревне? Неразрывная связь многих поколений, она существует независимо от пребывания человека в данный момент в данном месте. Произведения Зорина теперь точнее любого документа передают картину уходящей, исчезающей жизни. «Пейзаж для художника обязателен, - считал Григорий Степанович, - он тренирует зрительную память, наблюдательность, развивает чувства и душу, а без этого не бывает искусства». Дальневосточникам не надо далеко ехать за экзотикой природных ландшафтов.

 

 

Камчатка. Холст, масло. 70х90. Картинная галерея им. А.М. Федотова

 

Огромное разнообразие почти дикой природы – Камчатка, Сахалин, Приморье, огромная территория Хабаровского края и даже Чукотка. В масштабах Дальнего Востока все рядом. Раньше, чтобы попасть в самый отдаленный, незаселенный на тысячу километров район, художнику не требовалось больших усилий, поскольку геологи всегда были их друзьями. С ними можно долететь в любую точку Хабаровского края, и иногда даже на Сахалин и Камчатку. Сейчас об этом и мечтать не следует. У каждого художника свои приоритеты в любви к природе. Федотов любил писать пейзажи, звучание которых отличал тембр огромных пространств тайги и океана. Иван Рыбачук считался знатоком Севера. Зорин не замахивался на создание эпических или монументальных пейзажей, его пейзажи как откровение, как материал личного восприятия. Камчатку он считал неразгаданной частью света, которая по прежнему остаётся первозданной, быть может, как наследие будущему поколению. Потому «Камчатка» Зорина лирическая, в ней нет присутствия человека, она будто мечта, хрупкая и чистая. Совершенно неожиданно, но у Зорина есть такой пейзаж – «Голубой Амур». Редкий пейзаж, поскольку цвет голубой не для реки Амур. У Зорина, видимо, изображена северная её часть, что находится ближе к морю, об этом свидетельствуют чайки в пейзаже. Более всего Зорин любил писать снег, пургу, в этом белом безмолвии удивительная тонкость и сдержанная красота – «Тишина», «Зима. БАМ». Вот завьюженный пейзаж «Сулук» (1986), территория БАМа. Художник  совсем того не желал, но сейчас этот этюд воспринимается с позиции «печаль моя светла» и видится нам островом не сбывшихся надежд.

 

 

Вьюга. 1981Холст, масло. 70х90Картинная галерея им. А.М. Федотова

 

Тема коренных жителей Амура всегда шла на ура. Иные художники не мучили себя сомнениями, долго не вынашивали историческую данность, для них не было обязательным умение отличать нанайцев от ульчей, нивхов от удэгейцев. Зачем вдаваться в историю костюма, наблюдать, изучать особую пластику этих народов, будущих персонажей – все скроется за якобы декоративным решением полотна. Но существуют в изобразительном искусстве Дальнего Востока произведения, без преувеличения сказать, шедевры. Это работы тех, кто по несколько месяцев жил и работал в суровых условиях стойбищ, в отдаленных поселках Камчатки или Чукотки. Они преодолевали огромные трудности, создавая эскизы, наброски портретов, изучали особенности сурового быта и характеры людей, для которых эта, казалось бы, невыносимо суровая территория является самой дорогой и близкой, родиной. Среди таких художников Иван Петухов и Григорий Зорин. Изумительно по живописи и нравственному содержанию произведение «Эвенкийские дети» Ивана Петухова. На красивых живописных контрастах построено полотно Зорина «В лимане Амура» (1961). Безмолвная сдержанная природа, на фоне которой быт с традициями коренного населения – рыбаков и охотников. Не каждый день эти люди надевают прелестную национальную одежду, как на картине художника, и не так празднична их повседневная жизнь. У людей Амура особый быт, особая манера жить. Есть много примеров, что дети из национальных сёл Амура так и не смогли выдержать сказочной жизни в солнечном Артеке, куда их старались послать за государственный счет. Проживание в пионерском лагере становилось для этих детей жестоким наказанием, особенно пища, состоящая из множества фруктов. На первый взгляд сюжет картины «В лимане Амура» незатейлив, но в этой простоте есть и глубокий смысл, и красота, и философия под названием жизнь. Чтобы передать эту особую, строгую красоту, художник нашел решение. Композиция развернута по горизонтали: яркое безмолвие искрящегося снега и привычный символ жизни – красная рыба на вешалах. Жители этого края, их статичные фигуры, одетые в национальные костюмы, не центр композиции. Их жизнь зависит от многих факторов, один из которых – умение выживать.

Шестидесятые, часто упоминаемые как первый глоток свободы в стране Советов… И это ощущение было подготовлено, эту хрупкую свободу заслужили, в этом – весомая доля лучшей части интеллигенции. Она подготовила почву, создала поэзию, прозу, музыку, изобразительное искусство. Поэтому шестидесятые – еще и годы прорыва: в искусстве, науке, кинематографе и, как следствие, высокой культуры самого общества, то есть народа, его естественная тяга к знаниям и к этой самой культуре и искусству. Не массовой, а той, что создает нравственные устои и определяет смысл существования человека. Шестидесятые – время, когда творческая интеллигенция, - поэты, художники, актеры – не была разобщена. Театры были заполнены, на некоторые спектакли с трудом доставали билеты, созревала необходимость в новых выставочных площадках. Сама интеллигенция со своим талантом, человеческими достоинствами являлась критерием, тем, кому хотели подражать. Она-то относилась к элите. И  в дальневосточном изобразительном искусстве также были свои корифеи. Ими были художники Григорий Зорин, Иван Рыбачук, Алексей Федотов, Борис Шахназаров, Кирилл Шебеко, Гиви Манткава, художники-шестидесятники, чьи произведения достойны любого музея мира. Их картины, этюды, эскизы в первую очередь заинтересовали нахлынувших зарубежных гостей 1990-е годы, которые принято в неофициальной лексике называть лихими. Перемены  начала 1990-х не потрясли Григория Зорина, как и вся мыслящая интеллигенция, он принял их с надеждой на разумное будущее. В отличии от многих не клеймил коммунистов, поскольку никогда не был партийным, не пытался быть своим в среде «яркой молодежи», которая обрушилась на художников старшего поколения как на душителей свободного искусства. Он не был уверен, что из этого яростного хуления всего и вся что-то получится. Возможно, у кого-то и появилось желание, изобразить нечто, но, увы чтобы выразить себя, художественно решить тревожащие ум проблемы, должны быть основания. Как известно, из пустого кувшина ничего не выльется. Оказалось впоследствии, ни один из восставших не реализовался как художник, более того, многие из них быстро оставили это занятие, осознав трудный и неблагодарный путь художника. Как-то получилось, что в это время Зорин оказался в центре творческих событий, видимо, оттого, что не участвовал в спорах о коммунистическом вчера. Его присутствие было естественным на открытии всех выставок, на их обсуждении, ему трудно было уединиться даже в мастерской. В эту пору он пишет замечательные натюрморты осенних листьев. Натюрморты золота и багрянца как последняя вспышка божественной дальневосточной осени.

Самая точная биография всегда заложена в произведениях художника, в них – периоды сомнений и душевной боли, они несут полный спектр чувств, переживаний человеческого пребывания на земле. Конечно, последовательная серость, которая всегда прекрасно адаптируется на все случаи жизни, но, если жизнь и творчество – одно целое, то творчество – всегда биография души. Багряные натюрморты Зорина завершились, как только пришли первые разочарования и понимание случившегося в стране. В последние годы жизни художник пытался вернуться к жанру исторической картины, но его замысел - «Русь уходящая», не нашел завершенного образа, остались эскизы, наброски, они не приблизили меня к пониманию будущей его картины. В течении нескольких лет Григорий Степанович не мог писать, поскольку тяжело болел и был не в силах подняться в мастерскую. Нет более мучительного для художника, чем невозможность прийти в мастерскую, не почувствовать запах красок, не получить приятное одиночество, когда существуют только он, художник, пространство белого холста…